Ташкентские дворы: Валентина
Она была полная и красивая, что в те годы означало почти одно и то же: недоедание и неполноценная пища, почти круглосуточная работа не украшали женщин, и худоба тогда не ценилась. А полные встречались редко.
И еще она умела легко встречать неудачи, а они в ее жизни случались не так уж редко. Умела этак лихо махнуть рукой и сказать: «А ничего! Прорвемся!» И свято верила, что все равно на роду ей написано быть счастливой.
Так что весь двор наблюдал, как у нее развиваются отношения с очередным кавалером. Ну что поделаешь, разные они были. Только соседи ничего плохого о Валентине не говорили: не по ее вине эти отношения, как правило, были короткими. То это был экспедитор, приехавший в Ташкент за фруктами и нечаянно сделавший Валентине (она была где-то на базе бухгалтером) комплимент, а она доверчиво потянулась к нему... То прибывший на лечение офицерик, который, вылечившись, возвращался на фронт, и больше уже о нем ничего не было слышно. Это обстоятельство Валентина переживала особенно остро - потому что сама, по сути, становилась очередному другу не временной подружкой, а именно женой: выхаживала больного, обстирывала командированного, ничего не требуя взамен, кроме любви и преданности. Может быть, ее собственная чрезмерная преданность и пугала мужчин, стремящихся, как правило, к ни к чему не обязывающим отношениям, причем оправданием этого было само то время... Позже я вычитала у одного писателя фразу: «Она была однолюбкой - не могла любить двоих... одновременно». Похоже, Валентина была той же породы: не терпела одиночества, но и никогда не увлеклась бы другим, если бы не оставил ее предыдущий.
И вдруг однажды под самый конец войны пришло ей письмо с фронта. Писал лейтенант, которого она забрала в свое время из госпиталя к себе домой и поставила на ноги. Писал, что не может забыть ее и что произошла у него какая-то «переоценка ценностей», и он решил, если она не возражает, вернуться к ней после войны. А насчет жены пусть не беспокоится, нет у него никакой жены, он ее выдумал, чтобы не обязывать ее, Валентину, ждать. А теперь очень хочет, чтобы она его дождалась.
Все! Валентина «отшила» всех своих кавалеров. Она стала невестой, которая ждет. И всем говорила об этом и рассказывала, какой он, ее единственный, способный и храбрый офицер. И делилась планами, как они будут жить и сколько у них будет детей.
А вместо всего этого пришла ей похоронка. И позже письмо его друзей, где сообщалось, как погиб ее друг.
Валентина надела черную повязку на голову и долго ходила неутешной вдовой...
И все же встретили мы ее, годы спустя, вполне счастливой, горделиво толкающую перед собой самодельную детскую коляску с младенцем: «Муж на все руки мастер, все в доме своими руками...» - говорила она моей матери.
Оказывается, соседи сосватали. Тоже за бывшего фронтовика, повредившего ногу на войне. Так Валентина заказывала ему лучшую ортопедическую обувь, заставила отрастить подлиннее волосы - красивая, «солидная» у него была шевелюра. И ходила с ним, «как с профессором», потому что в юности он мечтал быть ученым, а потом эта проклятая война, да все по госпиталям... Оказался он приемщиком утильсырья. Удобно было ему с его больной ногой сидеть в «пункте». «А что, работа как работа, и даже доход дает», - говорила Валентина. И, вся сияя, показывала свою дочку, тоже Валентину. «Чтоб счастье, как меня, не обошло».
Кто, прожив жизнь, станет утверждать, что счастье - это то-то и то-то, но ни в коем случае, что вы, простите, пожалуйста, - не это... Сказала бы: главное - верить и ждать. А другие говорят: надо самой строить. И много еще чего говорят, и все, наверное, правильно...
Галина Георгиева.